Когда в начале 43-го был объявлен очередной набор в военные училища, Михаил и его ровесники решили единогласно — пойдут в танкисты. А 5 февраля Михаил Ермаков уже был зачислен курсантом 2-го Тюменского пехотного училища. Хотя к боевой подготовке новички приступили не сразу, недели три таскали из лесу дрова для отопления казарм.

23 февраля Михаил Ермаков принял присягу, а в начале июня уже был отправлен на фронт. Бодро шагали курсанты к поезду, утаптывая новыми кирзовыми сапогами внезапно выпавший снег, а на душе было неспокойно — что их ждет впереди. «Попали мы в первый раз под бомбежку, заметались, не знали куда деваться. Увидели небольшую ямку и решили — вот наше спасение. Нас четверо туда головы попрятали, такой страх был перед ликом войны. А потом ничего, привыкли, даже не замечали постоянных обстрелов».

18-летнему сержанту Ермакову танкистом стать так и не довелось, его определили в 9-ю воздушно-десантную армию, дав в подчинение десяток бывалых бойцов. Чтобы не ударить в грязь лицом перед солдатами, молодой комотделения держался первое время строго, жестко следуя уставу. Отдавал команды, а в ответ слышал: «Слушаю, сынок!» 9-ю армию отправили сначала на Бобруйск, потом на Яссо-Кишинев. Но повоевать не удалось ни там, ни там: пока подтянулись эшелоны армии, города уже были освобождены. Под Кишиневом нашла сержанта Ермакова весточка из дома. Родители писали, что всех его товарищей по военному училищу бросили на Курскую дугу, и оттуда вернулись только похоронки. Сам Михаил Ермаков первый бой принял только в Венгрии, в районе озера Болотон. «Бросили на нас немцы 11 танковых дивизий, а у нас автомат, финка да граната за поясом, вот и все вооружение. Первой вступила в бой 106 дивизия, почти все ее бойцы так и полегли там, из каждой роты человек 5-6 осталось. До сих пор удивляюсь, как я вышел живым оттуда, мне кажется, шансов уцелеть не было ни у кого. Страшное это озеро Болотон».

После той битвы, по словам Михаила Ермакова, командира корпуса сняли с должности и отправили в Москву. А бойцы пошли дальше освобождать Европу: Австрию, Чехословакию. Свое ранение сержант Ермаков получил как раз в Чехословакии уже в самом конце войны. Освобождали Барский Двор, небольшой населенный пункт, но немцы в нем засели крепко и отступать не хотели. Когда солдаты уже прорвали первую линию вражеской обороны, подоспели наши самоходки и, не разобравшись, ударили по своим. Пока получили от связного сообщение перенести огонь, Михаилу Ермакову уже накладывали повязку на рану, полученную от своего же снаряда. Ранение было не тяжелым, даже в госпиталь не пошел. Хотелось быстрей прошагать «пол-Европы, полземли» и вернуться домой. Но путь на родину для Ермакова был долгим.

Еще несколько месяцев после Дня Победы пришлось сержанту вместе со своим отделением вести бои с недобитыми эсесовскими отрядами в Карпатских горах.

Дома освоил Михаил Ермаков шоферскую профессию: много лет колесил по своему городку сначала на полуторке, потом на БелАЗе. Разъезжая по дорогам, часто мечтал — махнуть бы на своей огромной машине в Европу, туда, где столько дорог было протоптано пешком с вещмешком да автоматом за плечами. Жаль только, мечта так и осталась мечтой, кататься по заграницам не было ни денег, ни доброй воли советского руководства. Когда уж совсем бередили душу воспоминания, шел к своему боевому другу Золотницкому. Тот, работавший начальником ГАИ, оставлял все свои дела, и они сидели часами и говорили о том, как курсантами, оголодав, воровали жмых у лошадей, о друзьях по училищу —мальчишках, погибших под Курском и Веной, как сами столько раз были от смерти на волосок, говорили, говорили...